Выпускник УдГУ, историк,  доцент, кандидат философских наук, автор более 100  научных статей на русском, английском, украинском, словацком языках, член  Российского общества социологов. Проректор ИжГТУ по внеучебной и социальной работе со студентами.

Здравствуйте, это я!

Повод, который нас свел очевиден - "в жизни раз бывает 50 лет!". И в этом возрасте почему-то чаще хочется писать - наступает определенное недержание. Я имею ввиду литературное. А когда тебе уже и за пятьдесят...

Для кого-то это кажется ужасающе много, для кого-то, наоборот, завидно мало - едва ли не мальчишеский возраст.

Правы и те и другие - все очень и очень относительно.

"Шо до меня", как говорят в Одессе, скажу - это тот возраст, когда уже многое сделать удалось, но еще кое-что еще сделать удастся.

Не будем лукавить - это не экватор. Это заметно дальше. Но зато точно знаешь куда плывешь и понятно, где порт.

Но не будем о грустном...

Будем о радостном.

О той радости жизни, которую мне подарили мои незабвенные родители в 1956. Я был третьим, поздним ребенком - отцу было 44, а матери - 32. И я был у матери первым ребенком.

Я родился в маленьком городке, где все буквально пропитано многонациональной историей. Юзефград - закладывался поляками, разрушался турками и потому стал Балтой, отвоеван русскими и стал Еленском, затем опять Балтой. Но уже без турок. Родился в канун "оттепели", в день радио - 7 мая. Может быть поэтому я с детства и до сей поры его люблю. Но тогда, в теперь уже далеком детстве - особенно. Черная тарелка репродуктора была добрым разговорчивым товарищем целыми днями. И еще - книги. Их в доме было великое множество. Старых, антикварных... Как и таинственных старых музейных вещиц - монет, старых безделушек, кальянов, шпаг... Отец был учителем истории еще довоенного высшего образования. Потомственный интеллигент. Но нашему анкетному - я, что всегда умиляло - "из служащих".

Спасибо им, моим родителям - они дали мне самое главное - жизнь. Они спустили на воду жизни мою лодку, научили грести и указали путь...

Удивительно, но память детства очень и очень отчетливо хранит  картинки-образы той поры - начала 60-х: помню шик одежды той поры - отец щеголял в широченных темно-синих галифе и начищал до зеркального блеска яловые сапоги. Послевоенный военный стиль, некое благоговение перед людьми в погонах. 

"Мама, я летчика люблю!..."

Только-только люди начинали шутить. Буйствовали анекдоты. Да и как можно без них, без "хохм", без неповторимого южного многоточия в живой речи, когда вокруг столько солнца, моря, света...

Вы можете представить южный городок, где висело в самом воздухе русско-украинско-польско-жидовское многоголосье, где по вечерам в густой теплоте во дворике собирались едва ли не все жильцы... Для нас, шантрапы, растопырившей уши, это были  незабываемые уроки. Уроки в школе жизни, которую мы проживали с байками каждого из наших соседей. А они многое пережили - голод и 30-е, войну и плен, крах кумиров...

Спасибо им, моим соседям таким далеким, но таким близким... Увы, слово двор потеряло тот свой смысл...

Еще помню моду на белые широченные брюки и постоянно освежаемые зубным порошком парусиновые туфли. Это был писк. Мы заворожено завидовали их обладателям и мечтали о той поре, когда можно будет вышвырнуть ненавистные фильдеперсовые чулки на резинках и коротких штанах с непременными лямками накрест, которые всегда почему-то перекручивались...

Помню патефон и толстенные пластинки. Помню, как гонялись за Владимиром Трошиным, Робертино Лоретти и собирались всем большим гуртом у счастливых своей состоятельностью - предмет особой гордости обладателей и зависти остальных - владельцев телевизоров. Спичечный коробок экрана вскоре стал с тетрадный листок. Толстенная линза с дистиллированной водой делала его несколько больше. Вскоре цветная пленка позволила видеть все "в цвете". Получалось очень забавно - лед (а самым любимым, собиравшим всех и вся у телевизора, было фигурное катание) был розоватым, трибуны синеватыми, как лица современных бомжей.

Мы не любили американских агрессоров и собирали пионерские посылки детям Вьетнама.  Мы носили синие вьетнамские брюки и мечтали о настоящих американских джинсах.

Предметом всеобщей охоты был музыкальный журнал "Кругозор". Не столько ради текста, сколько ради голубых гибких пластинок - тогда это было музыкальное "все!".  Или почти "все". Так как "все" было у обладателей "Битлов", записанных на чьих-то грудных клетках рентгеновских снимков. Им завидовали.

Первые огромные магнитофоны, катушки пленки, хриплая непередаваемость Высоцкого, "Облади-облада", журнал "Вокруг света", а чуть позже - "Иностранка"... Чего-то нам всегда не хватало, хотя жизнь становилась "и лучше и веселее", а потому тянуло к чему-то неведомо лучшему, осуждаемому. Это учило читать между строк, улавливать что-то едва различимое заглушаемо-запретно в транзисторе, развивать слух, видеть... И понимать больше, чем тебе говорят внятно и отчетливо. И на всю страну.

1973 год. Самостоятельный рывок из школы в вуз. Да еще и в Россию. И не просто Россию, а в Удмуртию. Учился и работал. Получил диплом, а вот "поплавок" не достался - не хватило. Как и места в УдГУ. Едва ли не по собственной воле пошел в армию. Слава богу, вернулся.

Женился, между прочим, без отрыва от действительной. Едва ли не в перерыве "между боями". Женат, жена  рядом и здесь. Спасибо ей. Она буквально довела меня до этих 50-ти.

Два сына. Увы, не здесь - один в телевизоре, другой - в школе. Может быть, в меня?

Я, когда учился - в науке блистал, в учебе почти, но не блистал идеологической надежностью.  Последнее не забыли. В УдГУ опять не взяли. Спасибо Удмуртскому университету!

С той поры - с 1980-го здесь с Вами, вначале в ИМИ. Теперь в ИжГТУ. Больше, чем половину жизни провел здесь. Еще бы столько.